Неточные совпадения
— Деревья в лесу, — повторила она. — Стало
быть,
по-вашему, нет разницы между глупым и умным человеком, между добрым и злым?
Потом смотритель рассказывал, что по дороге нигде нет ни волков, ни медведей, а
есть только якуты; «еще ушканов (зайцев) дивно», да по Охотскому тракту у него живут, в своей собственной юрте, две больные, пожилые дочери, обе девушки, что, «однако, — прибавил он, — на Крестовскую станцию заходят и медведи — и такое чудо, — говорил смотритель, — ходят вместе со скотом и не давят его, а
едят рыбу, которую достают из морды…» — «Из морды?» — спросил я. «Да, что ставят на рыбу,
по-вашему мережи».
— Ведь Надежда-то Васильевна
была у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла старухи… Как тогда услыхала о моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая девушка… ну,
по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует, говорит… Спрашивает, как и что у них в дому… Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
—
По-вашему же сидеть и скучать, — капризным голосом ответила девушка и после небольшой паузы прибавила: — Вы, может
быть, думаете, что мне очень весело… Да?.. О нет, совершенно наоборот; мне хотелось плакать… Я ведь злая и от злости хотела танцевать до упаду.
— Я для того вас и призвала сегодня, чтоб вы обещались мне сами его уговорить. Или,
по-вашему, тоже бежать
будет нечестно, не доблестно, или как там… не по-христиански, что ли? — еще с пущим вызовом прибавила Катя.
Ну да, Иван влюбился в нее, влюблен и теперь, я это знаю, я глупость сделал,
по-вашему, по-светскому, но, может
быть, вот эта-то глупость одна теперь и спасет нас всех!
— На дуэль! — завопил опять старикашка, задыхаясь и брызгая с каждым словом слюной. — А вы, Петр Александрович Миусов, знайте, сударь, что, может
быть, во всем вашем роде нет и не
было выше и честнее — слышите, честнее — женщины, как эта,
по-вашему, тварь, как вы осмелились сейчас назвать ее! А вы, Дмитрий Федорович, на эту же «тварь» вашу невесту променяли, стало
быть, сами присудили, что и невеста ваша подошвы ее не стоит, вот какова эта тварь!
— Затем? А затем убил… хватил его в темя и раскроил ему череп… Ведь так,
по-вашему, так! — засверкал он вдруг глазами. Весь потухший
было гнев его вдруг поднялся в его душе с необычайною силой.
— Как,
по-вашему, будет-с? — спросил он наконец.
— Может
быть,
по-вашему, это и козыри, только, по-нашему, нет!
— Я ходил к нему, к хохлу, и говорил с ним. Как, говорю, вам не совестно тому подобными делами заниматься? А он смеется и говорит: «Подождите, вот мы свою газету откроем и прижимать вас
будем, толстосумов». Это как,
по-вашему? А потом он совсем обошел стариков, взял доверенность от Анфусы Гавриловны и хочет в гласные баллотироваться, значит, в думу. Настоящий яд…
— Так я,
по-вашему, должен
был крупчатку выстроить?
Ну, так как,
по-вашему,
будет: это извращение понятий и убеждений, эта возможность такого кривого и замечательного взгляда на дело,
есть ли это случай частный или общий?
— Вот о чем пожалели! — засмеялся князь. — Что ж,
по-вашему, я
был бы счастливее, если б
был беспокойнее?
— Что ж, долго
будет это продолжаться, Иван Федорович? Как
по-вашему? Долго я
буду терпеть от этих злобных мальчишек?
«Так и должно
было быть»,
по-вашему?
— Стало
быть, Аглая Ивановна,
по-вашему, сама придет сегодня к Настасье Филипповне? — спросил князь. Красные пятна выступили на щеках и на лбу его.
— А почему бы это,
по-вашему, не может
быть?
—
По-вашему, что ж,
есть драма?
— Что ж это,
по-вашему, мы такая уж дрянь, — начала
было Бертольди, но Розанов перебил ее.
— Через полгода! Экую штуку сказал! Две бабы в год — велика важность. А
по-вашему, не нового ли
было бы требовать?
Уж, кажется,
по-вашему, ниже некуда спуститься: вышибала в публичном доме, зверь, почти наверно — убийца, обирает проституток, делает им „черный глаз“, по здешнему выражению, то
есть просто-напросто бьет.
— Но как же,
по-вашему, надо
было сделать? Или оставить так, как прежде
было? — спросил не без иронии Вихров.
— А
по-вашему какая же
будет цена?
— Стало
быть,
по-вашему, мы в доме терпимости живем? — попробуешь тоже ответить вопросом на вопрос.
Только вот, сударь, чудо какое у нас тут вышло: чиновник тут — искусственник, что ли, он прозывается — «плант, говорит, у тебя не как следственно ему
быть надлежит», — «А как, мол, сударь,
по-вашему будет?» — «А вот, говорит, как: тут у тебя, говорит, примерно, зал состоит, так тут, выходит, следует… с позволенья сказать…» И так, сударь, весь плант сконфузил, что просто выходит, жить невозможно
будет.
— Да, сударь капитан, в монастыре
были, — отвечал тот. — Яков Васильич благодарственный молебен ходил служить угоднику. Его сочинение напечатано с большим успехом, и мы сегодня как бы вроде того: победу торжествуем! Как бы этак
по-вашему, по-военному, крепость взяли: у вас слава — и у нас слава!
— Эге, вот как! Малый, должно
быть, распорядительный! Это уж, капитан, хоть бы
по-вашему, по-военному; так ли, а? — произнес Петр Михайлыч, обращаясь к брату.
— Положим, — начал он, — что я становлюсь очень низко, понимая любовь не
по-вашему; на это, впрочем, дают мне некоторое право мои лета; но теперь я просто
буду говорить с вами, как говорят между собой честные люди.
Липочка. Подите вы с своими советами! Что ж мне делать,
по-вашему! Самой, что ли, хворать прикажете? Вот другой манер, кабы я
была докторша! Ух! Что это у вас за отвратительные понятия! Ах! какие вы, маменька, ей-богу! Право, мне иногда краснеть приходится от ваших глупостей!
— Нужды нет. Вот я нашел себе место и
буду сидеть на нем век. Нашел простых, незатейливых людей, нужды нет, что ограниченных умом, играю с ними в шашки и ужу рыбу — и прекрасно! Пусть я,
по-вашему,
буду наказан за это, пусть лишусь наград, денег, почета, значения — всего, что так льстит вам. Я навсегда отказываюсь…
— Но если я влюблен в девушку и
есть возможность жениться, так,
по-вашему, не нужно…
— Эт-то что за безобразие? — завопил Артабалевский пронзительно. — Это у вас называется топографией? Это,
по-вашему, военная служба? Так ли подобает вести себя юнкеру Третьего Александровского училища? Тьфу! Валяться с девками (он понюхал воздух),
пить водку! Какая грязь! Идите же немедленно явитесь вашему ротному командиру и доложите ему, что за самовольную отлучку и все прочее я подвергаю вас пяти суткам ареста, а за пьянство лишаю вас отпусков вплоть до самого дня производства в офицеры. Марш!
— Непременно, сзади сидел, спрятался, всю машинку двигал! Да ведь если б я участвовал в заговоре, — вы хоть это поймите! — так не кончилось бы одним Липутиным! Стало
быть, я,
по-вашему, сговорился и с папенькой, чтоб он нарочно такой скандал произвел? Ну-с, кто виноват, что папашу допустили читать? Кто вас вчера останавливал, еще вчера, вчера?
— Да я ведь у дела и
есть, я именно по поводу воскресенья! — залепетал Петр Степанович. — Ну чем, чем я
был в воскресенье, как
по-вашему? Именно торопливою срединною бездарностию, и я самым бездарнейшим образом овладел разговором силой. Но мне всё простили, потому что я, во-первых, с луны, это, кажется, здесь теперь у всех решено; а во-вторых, потому, что милую историйку рассказал и всех вас выручил, так ли, так ли?
— Стало
быть, тот бог
есть же,
по-вашему?
—
По-вашему, вот мерзость, а по законам нашим это ничего не значит! — воскликнул тоже и частный пристав. — Даже любовные письма госпожи Тулузовой, в которых она одному здешнему аристократику пишет: «
Будь, душенька, тут-то!», или прямо: «Приезжай, душенька, ко мне ночевать; жду тебя с распростертыми объятиями», и того не берут во внимание.
— А что ж это такое,
по-вашему? — стояла на своем Аграфена Васильевна. — Робела только очень, а как бы посмелее
была, так другое бы случилось; теперь бы, может
быть, бедняжка Петруша не лежал в сырой земле!
— Напротив, я знаю, что ты женщина богатая, так как занимаешься ростовщичеством, — возразил камергер. — Но я любовь всегда понимал не
по-вашему, по-ростовщически, а полагал, что раз мужчина с женщиной сошлись, у них все должно
быть общее: думы, чувства, состояние… Вы говорите, что живете своим трудом (уж изменил камергер ты на вы), прекрасно-с; тогда расскажите мне ваши средства, ваши дела, все ваши намерения, и я
буду работать вместе с вами.
По-вашему, стало
быть, наплевать?"–"Наплевать!" — повторил Гадюк.
— К тому же, я сластолюбив, — продолжал он. — Я люблю мармелад, чернослив, изюм, и хотя входил в переговоры с купцом Елисеевым, дабы разрешено
было мне бесплатно входить в его магазины и пробовать, но получил решительный отказ; купец же Смуров, вследствие подобных же переговоров, разрешил выдавать мне в день по одному поврежденному яблоку. Стало
быть, и этого,
по-вашему, милостивый государь, разумению, для меня достаточно? — вдруг обратился он ко мне.
— Нет, вы скажите, что,
по-вашему, делать мне нужно? Не «вообще», а прямо… Климат, что ли, я для вас переменить должен? Вот в Головлеве: нужен
был дождик — и
был дождик; не нужно дождя — и нет его! Ну, и растет там все… А у нас все напротив! вот посмотрим, как-то вы станете разговаривать, как
есть нечего
будет!
— Ну, он говорит так: значит,
будет на свете много самых лучших вер, потому что ваши деды верили
по-вашему… Так? Ага! А наши деды — по-нашему. Ну, что же дальше? А дальше
будет вот что: лучшая вера такая, какую человек выберет по своей мысли… Вот как они говорят, молодые люди…
— Хорошо! так,
по-вашему, я так ничтожен, что даже не стою ответа, — вы это хотели сказать? Ну, пусть
будет так; пусть я
буду ничто.
— Слушай-ко, — сказала она, не то кокетничая, не то маскируя свое смущение, — я вам лучше загадку загану. Взгляну я в окошко, стоит репы лукошко — что,
по-вашему,
будет?
— Я знаю, что я составляю исключение. (Он видимо
был смущен.) Но жизнь моя устроилась так, что я не вижу не только никакой потребности изменять свои правила, но я бы не мог жить здесь, не говорю уже жить так счастливо, как живу, ежели бы я жил
по-вашему. И потом, я совсем другого ищу, другое вижу в них, чем вы.
— Но, послушайте, голубчик вы мой, — возразил доктор, сбитый с толку пылкостью Боброва, — тогда,
по-вашему, лучше
будет возвратиться к первобытному труду, что ли? Зачем же вы все черные стороны берете? Ведь вот у нас, несмотря на вашу математику, и школа
есть при заводе, и церковь, и больница хорошая, и общество дешевого кредита для рабочих…
— Хозяйка, — сказал он, бросая на пол связку хвороста, старых ветвей и засохнувшего камыша, — на вот тебе топлива: берегом идучи, подобрал. Ну-ткась, вы, много ли дела наделали? Я чай, все более языком выплетали… Покажь: ну нет, ладно, поплавки знатные и неводок, того, годен теперь стал… Маловато только что-то сработали… Утро, кажись, не один час: можно бы и весь невод решить… То-то,
по-вашему: день рассвел — встал да
поел, день прошел — спать пошел… Эх, вы!
По-вашему, того-то и того-то не должно
быть; а может
быть, оно в пьесе-то и хорошо приходится, так тогда почему ж не должно?» Так осмеливается резонировать теперь всякий читатель, и этому обидному обстоятельству надо приписать то, что, например, великолепные критические упражнения Н. Ф. Павлова по поводу «Грозы» потерпели такое решительное фиаско.
Например, ежели я ничего не похитил из казенного пирога — по-моему, это хорошо, а
по-вашему, может
быть, это-то именно и
есть «вина»?